Любите ли вы поэзию, как люблю ее я?

[*Tank*]

Роберт Рождественский

* * *

За тобой
через года
иду,
не колеблясь.
Если ты —
провода,
я —
троллейбус.
Ухвачусь за провода
руками долгими,
буду жить
всегда-всегда
твоими токами.
Слышу я:
«Откажись!
Пойми
разумом:
неужели это жизнь —
быть привязанным?!
Неужели в этом есть
своя логика?!
Ой, гляди —
надоест!
Будет плохо».
Ладно!
Пусть свое
гнут —
врут расцвеченно.
С ними я
на пять минут,
с тобой —
вечно!
Ты —
мой ветер и цепи,
сила и слабость.
Мне в тебе,
будто в церкви,
страшно и сладко.
Ты —
неоткрытые моря,
мысли тайные.
Ты —
дорога моя,
давняя,
дальняя.
Вдруг —
ведешь меня
в леса!
Вдруг —
в Сахары!
Вот бросаешь,
тряся,
на ухабы!
Как ребенок, смешишь.
Злишь, как пытка...

Интересно мне
жить.
Любопытно!

[*Tank*]

Я И МЫ

А.Бочарову

Начинается любовь
с буквы «Я»!
И только с «Я».
С «Я» -
до ревности слепой.
С «Я» -
и до
небытия!
Понимаешь?
Я –
влюблён.
Понимаешь?
Я –
люблю.
Я!
Не ты,
не вы,
не он –
обжигаюсь
и терплю.
Никого на свете
нет.
Есть она и я.
Вдвоём.
И во множестве
планет
ветер
зноем напоён…
Лепет классиков?
Не то! –
Лампочка
средь бела дня…
Я-то знаю,
что никто
не влюблялся
до меня!
Я найду слова свои.
Сам найду!
И сам
скажу.
А не хватит мне
Земли –
на созвездьях
напишу!
И ничьих не надо
вех.
До конца.
Наверняка...
Так и действуй,
человек!
И не слушай
шепотка:
«Мы б в обнимку
не пошли…
Мы б такого
не смогли…
В наше время,
в тех
годах
мы
не танцевали…
так…
Неприлично…
Неприли…»

Надымили!
Наплели!..
Все советы оборви.
Грянь
улыбкою из тьмы:

- Сами
мыкайтесь в любви!
Вы,
которые
на «мы»!

[karlson]

Очень классное стихотворение , кто автор?

[karlson]

Что наша жизнь, казалось бы игра
Идёт Игра с утра и до утра
И кто-то карты вечно нам сдаёт
То козырь даст, то будто масть не прёт
И невозможно это прекратить
Всё бросить и игру остановить
Один лишь выход,-ждать любить терпеть
Всем восхищаться, ненавидеть и хотеть.

Но если правила ты сможешь осознать
Тогда вдруг масть СВОЮ получиться раздать.
Тогда игра не будет лишь игрой.
Жизнь станет жизнью,-"Новою волной"
Ты станешь проще , и потянутся к тебе
Живи, играй , будь на своей волне

[*Tank*]

Сообщение от karlson

Очень классное стихотворение , кто автор?

Роберт Рождественский

[Habiba]

некрасивая девочка (Н.Заболоцкий)
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

[karlson]

Казалось бы открыты все дороги,
А вырастает кто то нам чужой ,
и в детстве нам хотелось видят боги
Судьбы ну совершенно не такой.

[Smiling]

"Баллада о крыльях" (Р.Рождественский)

Мужичонка-лиходей -- рожа варежкой--
дня двадцатого апреля года давнего
закричал вовсю в Кремле, на Ивановской,
дескать, "дело у него Государево!"

Кто таков? Почто вопит? Во что верует?
Отчего в глаза стрельцам глядит без робости?
Вор - не вор, однако кто его ведает...
А за крик держи ответ по всей строгости!..

Мужичка того недремлющая стража взяла.
На расспросе объявил этот странный тать,
что клянется смастерить два великих крыла
и на оных, аки птица, будет в небе летать...

Подземелье.
Стол дубовый.
И стена на три крюка.
По стене плывут, качаясь, тени страшные.
Сам боярин Троекуров у смутьяна-мужика,
бородою тряся,
грозно спрашивали:
- Что творишь, холоп?
- Не худое творю.
- Значит, хочешь взлететь?
- Даже очень хочу.
- Аки птица, говоришь?
- Аки птица, говорю.
- Ну, а как не взлетишь?
- Непременно взлечу!

Был расспрашиван холоп строгим способом,
шли от засветло расспросы и до затемно.
Дыбой гнули мужика,
а он упорствовал:
"Обязательно взлечу!
Обязательно!"
Вдруг и вправду полетит мозгля крамольная?!
Вдруг понравится царю потеха знатная?
Призадумались боярин
и промолвили:
- Ладно!..
Что тебе, холоп, к работе надобно?

Дали все, что просил для крылатых дел:
два куска холста, драгоценной слюды,
прутьев ивовых, на неделю еды.
(И подъячего,
чтоб смотрел-глядел.)
Необычное мужичок мастерил,
вострым ножиком он холсты кромсал,
из белужьих жабр хитрый клей варил,
прутья ивовые в три ряда вязал.
От рассветной зари до темных небес
он работал и не печалился.
Он старался - черт, он смеялся - бес:
"Получается!
Ой, получается!.."

Слух пошел по Москве:
"Лихие дела!..
Мужичонка... Да чтоб мне с места не встать!..
Завтра в полдень, слышь?.. Два великих крыла...
На Ивановской... Аки птица летать..."

- Что творишь, холоп?
- Не худое творю.
- Значит, хочешь взлететь?
- Даже очень хочу.
- Аки птица, говоришь?
- Аки птица, говорю.
- Ну, а как не взлетишь?
- Непременно взлечу!

Мужичонка-лиходей -- рожа варежкою, --
появившись из ворот скособоченных,
дня тридцатого апреля на Ивановскую
вышел-вынес два крыла перепончатых.
Были крылья угловатыми и мощными,
распахнулись --
всех зажмуриться
заставили!
Были тоненькими очень -- да не морщили.
Были словно ледяными -- да не таяли.
Отливали эти крылья сверкающие
то ли -- кровушкою, то ли -- пожарами.

Сам боярин Троекуров
со товарищами
поглазеть на это чудо пожаловали...
Крыльев радужных таких земля не видела.
И надел их мужик, слегка важничая.
Вся Ивановская площадь шеи вытянула,
приготовилася ахнуть вся Ивановская!..
Вот он крыльями взмахнул, сделал первый шаг.
Вот он чаще замахал, от усердья взмок.
Вот на цыпочки встал, -- да не взлеталось никак!..
Вот он щеки надул, -- а взлететь не мог!..
Он и плакал, и молился, и два раза отдыхал,
закатив глаза, подпрыгивал по-заячьи.
Он поохивал, присвистывал, он крыльями махал
и ногами семенил,
как в присядочке.
По земле стучали крылья, крест мотался на груди.
Обдавала пыль вельможного боярина.
Мужику уже кричали:
"Ну, чего же ты? Лети!
Обещался, так взлетай,
окаянина!.."

А когда он завопил: "Да где ж ты, Господи?!" --
и купца задел крылом, пробегаючи,
вся Ивановская площадь взвыла в хохоте,
так что брызнули с крестов
стаи галочьи!..
А мужик упал на землю, как подрезали.
И не слышал он ни хохота, ни карканья...

Сам боярин Троекуров не побрезговали:
подошли к мужичку
и в личность харкнули.
И сказал так боярин:
"Будя!
Досыта посмеялись.
А теперь давай похмуримся.
Батогами его!
Но чтоб не до смерти.
Чтоб денечка два пожил да помучился..."

Ой, взлетели батоги посреди весны.
Вился каждый батожок в небе пташкою.
И оттудова -- да поперек спины!
Поперек спины -- да все с оттяжкою!
Чтобы думал-знал!
Чтобы впрок -- для всех!
Чтоб вокруг тебя стало красненько!
Да с размахом -- а-ах!
Чтоб до сердца -- э-эх!
И еще раз -- о-ох!
И -- полразика!..

- В землю смотришь, холоп?
- В землю смотрю.
- Полетать хотел?
- И теперь хочу.
- Аки птица, говоришь?
- Аки птица, говорю.
- Ну, а дальше как?
- Непременно взлечу!

Мужичонка-лиходей -- рожа варежкой, --
одичалых собак пугая стонами,
в ночь промозглую лежал на Ивановской,
будто черный крест -- руки в стороны.
Посредине государства, затаенного во мгле,
посреди берез и зарослей смородинных,
на заплаканной,
залатанной,
загадочной Земле
хлеборобов,
храбрецов
и юродивых.
Посреди иконных ликов и немыслимых личин,
бормотанья
и тоски неосознанной,
посреди пиров и пыток, пьяных песен и лучин,
человек лежал ничком
в крови собственной.

Он лежал один, и не было
ни звезд, ни облаков.
Он лежал, широко глаза открывши...
И спина его горела не от царских батогов, --
прорастали крылья в ней.
Крылья.
Крылышки.

[Smiling]

В жизни, в искусстве, в борьбе, где тебя победили,
Самое страшное - это инерция стиля.
Это-привычка, а кажется, что ощущенье.
Это стихи ты закончил, а нет облегченья.
Это - ты весь изменился, а мыслишь как раньше.
Это - ты к правде стремишься, а лжешь, как обманщик.

Это - душа твоя стонет, а ты - не внимаешь.
Это - ты верен себе и себе изменяешь.
Это - не крылья уже, а одни только перья,
это - уже ты не веришь - боишься неверья.

Стиль - это мужество. В правде себе признаваться.
Все потерять, но иллюзиям не предаваться -
Кем бы ни стать - ощущать себя только собою,
Даже пускай твоя жизнь оказалась пустою,
Даже пускай в тебе сердца теперь уже мало...
Правда конца - это тоже возможность начала.

Кто осознал пораженье, - того не разбили...
Самое страшное - это инерция стиля.

Наум Коржавин, 1963-й год

[Раз_Два]

Ласточка деткам своим не дает
Пищею чрево наполнить,
Пусть попищит, но зато не умрет,
Нам бы как ласточка помнить -
Пусть попищит, погорланит птенец,
Требуя пищи досыта,
В том голодании чудный конец,
Тайна великая скрыта.